Киселева Ольга Александровна
58 лет
- Диагноз: Острый миелоидный лейкоз
- Цель сбора: Трансплантация костного мозга
В 2016 году с помощью Фонда вы собирали Ольге Александровне на поиск и заготовку трансплантата от зарубежного донора. Вами было собрано тогда 942 882,98 рублей. Полностью совместимый донор так и не был найден для Ольги Александровны, а делать трансплантацию от частично совместимого неродственного донора было крайне рискованно в виду высокого риска летальных осложнений для пациента . Поэтому поиск был остановлен.
С мая 2016 года Ольге Александровне проводится непрерывная пожизненная поддерживающая терапия препаратом сорафениб (Нексавар). Фондом на собранные средства было закуплено данного препарата на сумму 854 000,00 рублей.
Сейчас мы вновь открываем сбор средств для Ольги Киселевой чтобы она смогла продолжить поддерживающее лечения препаратом Нексавар. На 2017 год ей необходимо 11 упаковок этого препарата.
_________________________________________________________________________________________
Ольге Киселевой 58 лет. У нее миелобластный лейкоз, такой, что не лечится без трансплантации костного мозга. А поиск донора в европейском регистре стоит полтора миллиона по теперешнему курсу евро. И ее случай — самый трудный для благотворительных сборов. Потому что помогают детям и одиноким старикам. А почти шестидесятилетней женщине кто поможет? И я даже не очень верю в успех этого текста, в то, что кто-то откликнется. Я просто хочу рассказать вам историю про то что, бывает, снаряд дважды падает в одну и ту же воронку.
Это ведь довольно обычное дело — когда у немолодой женщины рак. Так ведь часто бывает, и так будет с каждым из нас, кто не успеет раньше умереть от чего-нибудь другого. Молоденькая доктор делает серьезное лицо, смотрит в бумажки и говорит — лейкоз. Тридцатилетняя дочь, живущая с матерью и воспитывающая внука, всплескивает руками и старается сдержать слезы. Внук чует, что с бабушкой что-то неладное, но ему ничего не объясняют, а ведут в спортивную секцию, как ни в чем не бывало, и он только видит, что у мамы глаза на мокром месте, а бабушка собирает вещи. И может быть, он спрашивает:
— А долго бабушка будет в больнице?
И еще дочь звонит сыну, то есть брату своему, который едет в это время в Сапсане из Петербурга в Москву и говорит:
— У мамы рак.
А поезд едет быстро, и связь все время пропадает, и тридцатишестилетний мужчина не может расслышать подробностей. Он понимает только, что у мамы рак, и это обстоятельство на несколько последующих лет радикально изменит его жизнь. Во-первых, мама перестает вдруг быть старушкой, по номеру которой надо каждый вечер из сыновней почтительности сделать телефонный звонок, и к которой надо раз в месяц привезти внуков на выходные. Становится вдруг тем, чем была тридцать лет назад — человеком, которого каждую секунду теряешь и страшно потерять. А во-вторых, все твои планы отменяются. Ты не поедешь с семьей в отпуск, который вы с женою так тщательно планировали. Потому что нужны деньги
маме на лекарства и нельзя оставить маму так надолго. Ты не получишь повышения на работе, на которое рассчитывал, потому что не сможешь ничего делать сверхурочно и нравиться шефу и даже в рабочее время шеф будет то и дело заставать тебя разговаривающим по служебному телефону про какой-нибудь Гливек или в служебном компьютере ты будешь искать для мамы ночную сиделку. И вообще у тебя в следующие несколько лет не будет деловитого и оптимистичного выражения на лице.
И у самой пациентки (у Ольги нашей) тоже жизнь меняется до неузнаваемости. Никаких больше бабушкиных забот типа отвести внука в садик или спечь на праздник пирог. А везут на каталке, делают пункции, устанавливают катетер в подключичную вену, слабость, тошнота, еле-еле волочешь ноги по больничному коридору и катишь рядом с собой стойку с капельницей. И это не неделю полежать в больнице, а полгода. И потом еще год амбулаторно. И еще год пункций. И поддерживающие лекарства…
И за три года, пока мама лечится от рака, семья выпотрошена. Потрачены все сбережения. У всех, у кого можно было попросить помощи — уже попросили. Израсходованы все душевные силы. Но слава богу ремиссия. Поживет еще мама. Не помрет в пятьдесят пять лет. Повозится с внуками. Попечет пироги…
Так вот, Ольга Киселева в пятьдесят пять лет вылечилась от лейкоза. Потом была короткая передышка для всей ее семьи, а в пятьдесят восемь лет она заболела другим лейокозом. Она говорит мне:
— Знаете, самое ужасное ощущение, что все это дежавю какое-то. Что все это уже со мной было.
Молоденькая доктор делала серьезное лицо. Дочка всплескивала руками. Дочка звонила сыну в то время как тот ехал Сапсаном из Петербурга в Москву. Брали пункцию. Ставили катетер в подключичную вену. Стойку капельницы катала уже с собой даже в уборную…
Я расспрашивал доктора подробно. Этот второй Ольгин лейкоз ни в коем случае не является продолжением первого. Тот был промиелоцитарный, а этот миелобластный. Этот второй — не рецидив первого. Современная наука не видит между двумя Ольгиными лейкозами никакой связи. Это две разные болезни, случившиеся с нею с перерывом в пять лет.
Ту первую они победили. К началу второй семья вымотана и морально, и материально. Но никуда не денешься — надо все с начала.
